Ах, Анна Андреевна...

                                                                                             
"Молюсь оконному лучу -
Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу,
А сердце - пополам.
На рукомойнике моём
Позеленела медь.
Но так играет луч на нём,
Что весело глядеть.
Такой невинный и простой
В вечерней тишине,
Но в этой храмине пустой
Он словно праздник золотой
И утешенье мне."  
                                   1909 год

Я люблю Ахматову с юности. С того самого времени, когда резко закончилась моя детская, девичья любовь к Маяковскому. Я разлюбила его сразу и безоговорочно, "не простив", и возненавидела со всем своим юношеским максимализмом гадкую Лилю Брик. Но к его "рваным" стихам возвращаюсь до сих пор, иногда они мне бывают очень близки, с годами я Маяковского "простила" :)), а Лилю Брик - нет, никогда. И тогда в мою жизнь вошла Анна Ахматова.


 Я помню как оставалась по вечерам в институтской лаборатории и перепечатывала с рукописных листов стихотворения Анны Ахматовой. На пишушей электрической машинке "Optima", которая пропечатывала сразу 6 экземпляров, и это было невероятно. Сейчас трудно во все это поверить, но сборники стихов Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама привозили из-за границы, из кратких командировок в социалистическую Европу. Их переписывали. Потом перепечатывали, читали и дарили... И у меня было целых пять сборников-подарков! А свой мне удалось отдать в переплёт, что тоже было делом сложным в те времена. И я сохранила его. И бабушкину скатерть,  и мамину любимую статуэтку Пушкина...

"Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу..."
                                                 1912 год

"Сколько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает.
Как я рада, что нынче вода
Под бесцветным ледком замирает..."
                                                1913 год

Анна Ахматова родилась в середине 1889 года, стихотворения написаны в 1912-13 гг.
Откуда такая женская мудрость в 23 года? Не перестаю поражаться всю жизнь! Преклоняюсь!

А не так давно, рассматривая  портреты и фотографии Ахматовой, вернее, всматриваясь в них, увидела на них то, что раньше будто бы и не замечала совсем. Шали!!! У нее на плечах шали!
Она любила шали, она носила шали! Глупо, знаю, но я была практически счастлива, увидев это.
Смотрите:
Это один из самых известных портретов Анны Ахматовой работы Натана Альтмана,1914 г.

Здесь: верхний ряд (слева-направо)- портрет работы Ольги Делла-Вос Кардовской 1914 г. портрет художницы Татьяны Красовской, нашей современницы;  нижний ряд - работы Суворовой А.П, автора последней работы не знаю, к большому сожалению...

Портрет работы Н.А.Тырсы 1928 года, мне он очень нравится, здесь тоже просматривается шаль ;))

И очень большое количество фотографий Анны Андреевны Ахматовой, где на плечах у нее шаль.

"Сжала руки под тёмной вуалью...
"отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала до самых ворот.

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка,
Всё, что было. Уйдёшь, я умру".
Улыбнулся спокойно и жутко.
И сказал мне: "Не стой на ветру".
                                              1911 год

И на многих фотографиях более позднего периода Анна Андреевна тоже в шалях.

                             Статуэтка, выполненная Н.Я. и Е.Я.Данько, фарфор, 1924 год

Мне стало оооочень интересно! Захотелось найти хотя бы что-нибудь в сохранившихся воспоминаниях ее близких и друзей, ее современников. Я нашла в Новом литературном обозрении совершенно замечательную работу Татьяны Каратеевой, которая так и называется "Вещи Анны Ахматовой".  И целая отдельная глава посвящена шалям Ахматовой. Это ли не чудо? Вот она:

 Шаль

В Слепневе в ранней молодости она начинает появляться в большой шали, которая очень скоро станет неразлучна с ее образом. Пожалуй, к 1911-1912 годам относятся первые упоминания этого ее аксессуара. Елена Чернова вспоминает Ахматову летом в Слепневе в 1911 году: «Она обычно гуляла одна, накинув на плечи большой темный платок.» (там же: 45) — и летом 1912 года, во время беременности: «Я видела ее лишь на прогулках. Она была укутана в шаль и ходила тихими шагами со своей симпатичной бульдожкой Молли» (Сенин 2003: 119).
Собственно, Ахматова в шали — это расцвет ее славы: последние годы перед Первой мировой войной. В 1913 году «парижская» челка и шаль стали неотъемлемой частью ее поэтического образа. Одно из «хрестоматийных» изображений Анны Ахматовой — в синем платье и желтой шали — появляется в 1914 году на картине Альтмана. Еще один образ — в оранжевой шали — здесь же, совсем рядом по време­ни: картина Ольги Делла-Вос-Кардовской.
Этот аксессуар становится абсолютно любимым: «Вот это в самом деле моя вещь», — скажет Ахматова Чуковской в 1960-х, накидывая на плечи «черную шаль — тонкую, прелестную. Подарок от Виноградо­вых». «Да! Шали идут ей любые», — подтверждала Лидия Корнеевна (Чуковская 2007, 3: 130).
Не удивительно, что именно эта, ее, вещь была мифологизирована в посвященном ей блоковском мадригале:

— Красота страшна, вам скажут, —
Вы накинете лениво шаль испанскую на плечи,
Красный розан в волосах.

В черновиках Блока, которые были известны и Ахматовой по публи­кации 1946 года, шаль предстает уже знакомой нам — желтой: Кругом твердят: «Вы — демон, Вы — красивы»

И Вы, покорная молве,
Шаль желтую накинете лениво,
Цветок на голове… (Чуковская 2007, 2: 679).

По всей видимости, именно ее Блок называл «испанской». Сама Ах­матова давала по этому поводу такой комментарий: «У меня никогда не было испанской шали. но в это время Блок бредил Кармен и испанизировал меня» (Ахматова 2000: 56).

Та же шаль вошла в «цикл» ахматовских историй, связанных с Бло­ком, — и мифологизировалась уже окончательно, соединившись с «по­следними словами поэта». Вот Ахматова рассказывает Чуковской «про свою последнюю встречу с Блоком»: «Я была на его последнем вечере в Большом Драматическом. Вместе с Лозинским в каких-то своих лох­мотьях. Когда он кончил читать, мы пошли за кулисы. Александр Алек­сандрович спросил меня: „Где же ваша испанская шаль?" Это были его последние слова, обращенные ко мне» (Чуковская 2007, 3: 114).

Это была история 1921 года, а чуть позже совсем юная Чуковская впервые увидела Анну Ахматову «в Доме литераторов на вечере памя­ти Блока. Она прочитала: „А Смоленская нынче именинница" и сразу ушла, — пишет Лидия Корнеевна. — Меня поразили осанка, лазурная шаль, поступь, рассеянный взгляд, голос» (Чуковская 2007, 1: 14).
В мае 1939 года Чуковская рассказала Ахматовой, «как видела ее впер­вые на вечере памяти Блока в лазурной шали». — «Это мне Марина подарила, — сказала Анна Андреевна» (там же: 28-29). Марина — не кто иная как Цветаева. О том же мы читаем в ахматовских записных книжках: «Марина подарила мне. синюю шелковую шаль, которой я прикрывала мое тогдашнее рубище („лохмотья сиротства") — см. фо­тографию Наппельбаума в 21 г.» (Записные книжки 1996: 278). Об этой фотографии, среди прочих, сделанных Моисеем Наппельбаумом, вспо­минает его дочь Ида: «Поворот в три четверти, взгляд прямо в лицо зри­теля; туго натянутая на плечи шаль» (Наппельбаум 2004: 102). У одной синей шелковой шали оказывается изумительная биография: вещь, подаренная Цветаевой, надетая Ахматовой на вечер памяти Блока — и запечатленная Наппельбаумом.
В другом эпизоде воспоминаний Иды Наппельбаум Ахматова — тоже в «туго натянутой» шали, только не в синей, а в разноцветной: «Помню Ахматову уже у нас дома, на „литературных понедельниках". Анна Андреевна садилась отдельно. Она не смешивалась с остальными. <.> Она сидела на стуле, у огня, спокойная, строгая, туго-туго натя­нув цветную шаль на свои острые плечи» (там же: 100). Очевидно, в то время это был один из ее излюбленных жестов. Павел Лукницкий тоже замечает его в 1925 году: «АА взглянула наверх и, стянув накинутый на плечи платок руками на груди, молча и категорически качнула от­рицательно головой» (Воспоминания 1991: 143).
Хорошо памятна шаль и по двум другим «мадригалам» — мандель- штамовскому и цветаевскому стихотворениям, посвященным Ахмато­вой. И у них этот аксессуар мифологизирован не меньше, чем у Блока. У Мандельштама шаль становится «ложноклассической», принадлежа­щей чуть ли не расиновской Федре:
В пол-оборота, о печаль,
На равнодушных поглядела.
Спадая с плеч, окаменела
Ложноклассическая шаль.

Чуковская с иронией вспомнит это песнопение, когда в 1962 году увидит на Ахматовой шубу с чужого плеча, вероятнее всего «ее прия­тельницы, Валентины Щеголевой» («той самой, блоковской, той, кото­рая Валентина, звезда, мечтанье!»): «Спадая с плеч, окаменела чужая шуба.» — запишет она (Чуковская 2007, 2: 527-528).

У Цветаевой шаль превращается в символ ахматовской подчеркну­той «нерусскости», восточности:

Узкий, нерусский стан —
Над фолиантами.
Шаль из турецких стран
Пала, как мантия.

Ничего удивительного поэтому, что в «Поэме без героя» Ахматова, вспоминая себя прежнюю, образца 1913 года, напишет:

Но мне страшно: войду сама я,
Шаль воспетую не снимая...

Интересно, между прочим, что сама Ахматова вспоминает себя не в «испанизированной» желтой, и не в голубой «цветаевской», и не в оранжевой или цветастой шали. В одном из черновиков к этому от­рывку «Поэмы» читаем:

Кружевную шаль не снимая."(с)
 
                                                                   *    *    *

Представляете? Я в восторге! Такая работа проделана автором! Но про шали на Ахматовой - я это увидела сама :)! Я помню этот самый "момент счастья"! Понимаю, понимаю, но каждому в жизни приходилось совершать открытие, которое до этого уже было кем-то открыто :), но ведь это же не умаляет его ценности для нас, мы же его сделали сами и точно это знаем! Так и понимание любви и привязанности Анны Андреевны Ахматовой к шалям, пусть и не павловопосадским, это моё личное открытие, может быть, только для самой себя открытие, но я очень рада этому и такой "нашей" общей привязанности. И это делает для меня Анну Ахматову еще ближе, еще понятнее...

Ссылки: Новое литературное обозрение
               Портреты Анны Ахматовой